Часть 6. К философии и теории медицины

Философия медицины – один из признанных разделов современной философии, в рамках которого рассматриваются философские проблемы природы болезни и здоровья, нормы и патологии, проблемы причинности, соотношения структуры и функции, логико-гносеологические особенности медицинского диагноза и т.д. Сложности современной медицины и здравоохранения в нашей стране в первую очередь имеют свои основания в социально-политической сфере. В то же время подлинная научная теория и ее философские предпосылки всегда признавались в качестве важнейшего условия настоящей науки. Как известно, нет ничего практичнее хорошей теории. В то же время проблема теоретического знания в биомедицинских науках до сих пор представляет собой весьма непростую проблему. В этой главе мы хотели бы лишь приступить к элементам теоретического решения этой задачи, наметив основные контуры той базовой системы идей, которые, с нашей точки зрения, должны лежать в основе философской мысли медико-биологических наук как с педагогической, так и с научно-исследовательской точки зрения.

§ 1. Структурность научного познания

Первая проблема, от которой, как представляется, должна отталкиваться философия медицины – это проблема феномена научного знания вообще, которая лишь своеобразно решается в сфере медико-биологических наук. С нашей точки зрения, одна из наиболее специфических характеристик научного познания – это его структурность [28] . Поясним, что имеется в виду.

В отличие, например, от обыденного или художественного мышления, научный тип разума всегда ищет в системе реальности некоторый «смысловой узор», своего рода «ментальную рельефность», лежащую в основании внешне проявленного феноменального бытия. Представим, что человек в темноте ощупывает какую-то поверхность и вначале ничего не ощущает, кроме хаотического скопления впадин и бугров. Но вот в определенный момент вдруг вспыхивает в его сознании чувство узнавания некоторого узора или рельефа, и за случайным многообразием элементов он начинает воспринимать части некоторой гармонии определенного рисунка. Все становится на свои места, и теперь каждый осязательный элемент он сознает как необходимую составляющую целого рельефа. По-видимому, нечто подобное происходит и в научном познании, когда за многообразием чувственных данных разум вдруг открывает структурированность и порядок, закон и гармонию некоторой целостности. В античной философии, как известно, такие начала порядка-гармонии-структурности назывались «логосами», и научный разум всегда ищет логос бытия, порождая вначале образы малых порядков бытия и восходя от них ко все более крупным организованным единствам. Постоянное осуществление такого возведения к ментальным единствам и составляет во многом феномен науки. С этой точки зрения структурность можно понимать как выражение принципа того дифференцированного единства, к которому разум всегда пытается возвести внешнее многообразие феноменального бытия. В философии науки 20 века идея структурности доводится до первого строгого выражения в работах группы французских математиков, вошедших в историю под псевдонимом Никола Бурбаки [29] . В простейшем случае, как уже отмечалось и ранее, структура в таком бурбакистском понимании есть некоторое единство, выражающее себя в трех главных дифференциациях: 1) множестве элементов, 2) множестве операций и 3) множестве предикатов (свойств и отношений), заданных на элементах. Если операции задаются на элементах и порождают новые элементы (это элемент-элементные преобразования), то предикаты лишь выполняются или нет на элементах (это элемент-истинностные преобразования). Примером простейшей и наиболее фундаментальной структуры, как уже отмечалось, является структура на множестве натуральных чисел. Здесь элементы – это натуральные числа 1, 2, 3, …, в качестве операций, например, выступают операции сложения и умножения, а в качестве базовых предикатов – отношения равенства и строгого порядка (отношение «меньше» на числах).

Каждая структура – это своего рода орган ментального понимания мира. Мы можем как бы «надеть» ту или иную структуру на себя и просмотреть сквозь нее феноменальное бытие, вырезая участки резонирующей с нею организации. Когда ребенок учится считать и складывать предметы, он осваивает один из первых малых «логосов» структуры натурального числа, сквозь который он может посмотреть на мир чувственных предметов вокруг себя и впервые увидеть, что они не просто разрознены и хаотичны, но могут быть посчитаны, сложены и структурированы [30] . Конечно, структура в описанном выше смысле – это не весь логос, но лишь некоторый его строго выраженный слепок, своего рода верхушка айсберга, под которой скрываются бездны живого интуитивного знания, способные все более и более проявляться и оформляться во все более богатом структурном выражении. Потому можно было бы использовать такую формулу:

                                          логос  =  структура + Х,

где Х представляет из себя некоторый иррациональный остаток логоса, до конца не выраженный в структуре и уходящий в глубины нашего бессознательного. Но именно такой остаток делает логос интуитивным и растущим знанием, проникающим структуру и активно с нею взаимодействующим. Структуры – это лишь проявленные острова своих логосов. Структура несет с собою точность. Остаток Х выражает смысл структуры, который никогда не может быть сведен только к самой структуре, но выражает ее соотношение с некоторым источником всякого смысла. Структурность и смысл в какой-то мере дополнительны друг к другу [31] . Чем больше достигается точность и структурированность в нашем сознании, тем меньше смысла, и наоборот, чем более смысл глубок, тем труднее его структурировать. Но как квантовая механика учит наш разум работать с дополнительными свойствами, так и научное познание вообще – это во многом искусство соединения структурности и осмысленности, где ни одному из крайних начал не отдается вся полнота власти. В отличие, однако, от других видов человеческой деятельности, наука сознательно культивирует начало структурности, пытаясь максимально развивать его, насколько это вообще возможно при сохранении и развитии смысла.

Структуры также замечательны своей медиальностью в системе бытия. Как известно, еще Платон располагал числа и фигуры, т.е. арифметические и геометрические структуры, между миром идей и миром материальных вещей. Как уже было замечено, со структурами тесно связаны свои собственные языки и теории, средствами которых описываются эти структуры. Например, структура натурального числа описывается теорией арифметики, в которой используются специальные символы для выражения элементов, операций и предикатов, предполагаем определенные законы при операциях на числах и т.д. Теории, описывающие структуры, могут быть более или менее формализованными или аксиоматизированными (логически обработанными). С другой стороны, как уже было упомянуто, структуры в чистом виде принадлежат идеальной реальности и не могут быть непосредственно восприняты нашими органами чувств. Например, мы не можем увидеть число пять, но только пять конкретных предметов. В то же время каждая структура может интерпретироваться на чувственных объектах. Такой интерпретацией оказывается новая структура (выше она была назана эмпирической реализацией чистой структуры), которая определена на эмпирических элементах и более или менее подобна чистой структуре. В итоге чистая структура занимает промежуточное положение между логической теорией и своей эмпирической реализацией, обеспечивая вертикальное единство научного знания.