Глава 1. История философских синтезов

1. Античный синтез

Античная философия начинается с вопрошания о первоначале («архэ»). Архэ – это нечто первое и последнее, некоторое Высшее Начало, в котором каждое из начал мира находит свое место. Все философы античности одинаковы в том, что они ставят проблему «архэ». Даже софисты, как будет видно позднее, выстраивают свою систему, исходя из идеи «архэ». С другой стороны, различие между философами состоит лишь в том, как именно они понимают «архэ». Разнообразие ответов на один вопрос рождает спектр античных синтезов.

§ 1. Милетская натурфилософия

Общим для милетских натурфилософов – Фалеса, Анаксимандра и Анаксимена – является идея генетического архэ. Весь мир для них есть множество взаимопревращающихся друг в друга стихий. Среди всех стихий есть наиболее пластичная стихия. Это единственное начало, из которого рождаются все вещи, и в которое они рано или поздно уходят. Такая стихия и есть архэ. Это матерь-рождающая материального мира. Мир живет циклами, крайними состояниями которого являются максимальное выделение всех начал из архэ и полное растворение их всех в архэ. Превращаясь в иные стихии, генетическое архэ исчезает, что представляет из себя нечто неправильное, за что все вещи осуждаются обратным превращением в архэ.

Такова дошедшая до нас общая часть учения милетцев – милетская натурфилософия. Различие между системами отдельных философов состоит лишь в том, кто как конкретно понимает архэ. Фалес сравнивает ее с водой, Анаксимандр называет «беспредельным» (апейрон), Анаксимен понимает архэ как воздух, открывая в архэ момент количественного изменения по степеням. Архэ уже не исчезает в других вещах, но лишь сгущается или разряжается. В этой схеме мы видим приближение милетцев к идее количественного изменения архэ во времени, заступающего на место его качественного превращения.

За многообразием чувственного мира милетцы открывают некоторый род единства. Это единство еще неполное. Оно еще не вполне может преодолеть разделение времени, исчезая в превращениях. Но это единство происхождения – все вещи едины в том, что происходят из одного, из одной Матери-Материи. Здесь же и единство смерти – все одинаково погибнет, вернувшись к истоку. Так мыслится архэ генетическое. У Анаксимена оно впервые приобретает момент надвременного единства, выходя за границы генезиса.

Подобные же проекты генетического синтеза мы находим в современной теории эволюции, выводящей все виды из общего предка, в гипотезе первичного состояния материи в момент Большого Взрыва в современной космологии. Генетическое архэ не есть лишь некоторый пережиток архаичной философии, это один из вечных образов синтеза, воспроизводимый в истории в разных своих вариациях.

§ 2. Гераклит

Многие относят Гераклита к милетской натурфилософии, но точнее выделять в его философии две части – экзотерическую и эзотерическую. Только первая, более популярная, часть его философии близка милетской натурфилософии. Здесь Гераклит выдвигает идею огня в качестве генетического архэ, из которого в космических циклах мир временами остывает и в которое временами вновь сгорает.

Что же касается эзотерической, более тайной и трудной части философии Гераклита, то здесь мы находим пример скорее номологического архэ (от греч. «номос» - закон). Среди материальных вещей, считает Гераклит, невозможно найти подлинного архэ, так как все материальные стихии постоянно превращаются, исчезают и возникают, в то время как архэ не должно быть подверженным каким-либо изменениям. В такой идее уже вполне преодолевается идея генетического архэ, исчезающего в дифференцирующих превращениях. «Все течет» в материальном мире. Материя подобна космической реке, в которую нельзя войти дважды – в следующий раз это будет уже другая река, с полностью обновленным материальным составом.

Подлинным архэ в эзотерической философии Гераклита оказывается некоторый универсальный Закон (Логос), организующий и определяющий всю систему материальных превращений. Он подобен мировому расписанию событий, определяющему, когда какому началу нужно возникнуть, когда исчезнуть, сколько и как просуществовать. Закон также представляет из себя род единства, но это единство уже не материальное, а функциональное – вот почему эта часть философии казалась грекам повышенно трудной, за что Гераклита даже прозвали «темным», т.е. непонятным. Функциональное единство представляет из себя единство надматериальное и надпространственное, сохраняющееся во времени. Если использовать современную терминологию, то оно ближе понятию «структуры» - в том варианте, как это понятие используется в математике. Если, например, Логос определяет превращение начала А в начало В в течение какого-то отрезка времени [t₁,t₂], то сегодня это можно было бы изобразить как вид функции F(t), где F(t₁) = A и F(t₂) = B. По-видимому, некий подобный смысл подразумевался, хотя с трудом выражался, и во времена Гераклита. Так Логос оказывается законом-функцией F, или – номологическим архэ.

Кроме того, Гераклит предполагает, что в качественном разнообразии материального мира используется первичная диада качеств «возникновение-уничтожение», напоминающая до некоторой степени китайскую двоицу «ян-инь». Любое качество есть некоторая система двоичных определений, в которой организованы разные уровни качественной диады. Например, это могли бы быть двоичные структуры, подобные китайским полиграммам – диадам, триадам, гексаграммам… Любое качество q могло бы в этом случае быть записанным в форме своего рода двоичного кода q = d₁d₂…d_n, где каждое d_i – это либо ноль, либо единица. Превращение одного качества q_A в другое качество q_B окажется в этом случае сменой двоичного кода. Действие закона-логоса выразится в этом случае законом двоичных преобразований во времени. Такого рода закон может быть назван диа-лектикой – законом двоичных преобразований бытия. Поскольку диалектика относится в том числе к сфере материальных превращений, можно предполагать, что элементы диалектики были присущи и милетским натурфилософам, составляя часть логики генетического архэ.

§ 3. Элейская философия

Основные представители элейской философии – Ксонофан, Парменид, Зенон Элейский. В лице этих философов античность впервые и явно формулирует свою задачу как задачу достижения максимального синтеза на всем многообразии бытия. Элейцы впервые выдвигают идею архэ как некоторого высшего и безусловного единства. Потому и называют они такой образ архэ «единым». В едином нет множественности, нет разнообразия качеств и движения. Оно выше всех этих разделений и дифференциаций. Оно - подлинное единое, подлинное бытие.

«Небытия нет, есть только бытие», - учит Парменид. «Следовательно, нет и всего того, где встречается небытие. А небытие встречается в трех основных случаях: 1) в случае множественности, 2) в случае разных качеств и 3) в движении. Следовательно, нет ни множественности, ни качеств, ни движения. Есть только единое». Например, если есть два разных начала А и В, то каждое из этих начал есть оно само и не есть другое начало. Допустим, А есть А, и А не есть В. Но если А не есть В, то А есть небытие В – так разность начал может возникнуть только благодаря небытию. Но небытие – это то, чего нет. Небытия нет. Следовательно, нет частных видов небытия, например, В-небытия. Следовательно, нет отличия А от В, нет множественности. Та же схема рассуждений практически без изменений может быть перенесена на виды множественности – множественность качеств (когда А и В окажутся лишь разными качествами) и множественность состояний в движении (когда А и В предстанут разными состояниями изменяющегося во времени начала).

Архэ как единое я буду далее называть термином абсолютное архэ. Это образ архэ, претендующий на максимальный синтез, в том числе и на синтез всех имеющихся образов архэ. Итак, в элейской философии античность впеврые выдвигает идею абсолютного архэ – Единого.

В то же время удержать безусловный образ абсолютного архэ всегда чрезвычайно тяжело. Практически оказывается, что в качестве такового выдается обычно не вообще максимальный синтез бытия, но лишь некоторый его заместитель, который для данных мыслителей в данное время служит своего рода «полномочным представителем» абсолютного архэ. Нечто подобное происходит и с представителями элейской философии. Проповедуя единое, они слишком сильно подчеркивают его чистоту и отличность от многого, слишком противопоставляют его как чувственному многообразию мира, так и другим образам архэ, например, гераклитовскому огню-логосу. Так элейцы утверждают, что многое есть чистая иллюзия, не обладающая полноценным бытием и принимаемая за бытие скорее в силу слабости наших органов чувств и разума, не способных отличить истинное бытие (единое) от бытия кажущегося (многого). Но очень скоро следует отсюда разорванность единого и многого, т.е. недостаточность самогó единого, неспособного распространить себя на многое, охватить его собою. Потому элейская философия, слишком увлекшись чистотой синтеза, теряет полноту этого синтеза, распространенность его на отношение с анализом.

В то же время Логос Гераклита и Единое элейцев не столь уж противоречат друг другу, но вполне могут быть согласованы. Это два образа синтеза античной философии. Диссонируют они между собою скорее в своих проекциях на мир материальных стихий. Функциональная природа Логоса более органично выражает себя в потоке материальных превращений, в то время как элейское Единое в большей мере воспроизводит себя в неподвижной сплошной материальности. Но это скорее экзотерические манифестации обоих архэ. Поднимаясь к их подлинной природе, мы находим все более крепнущую линию их сближения и согласования – как номологического и абсолютного архэ.

В то же время в элейском едином, наряду с энергией максимального синтеза, заложена еще слишком большая энергия анализа-отделения этого синтеза от материального разнообразия мира. В послеэлейской философии впервые возникает задача синтеза 2-го порядка – синтеза синтеза и анализа материального мира. Философы обращаются к специфическим видам архэ, способным так или иначе выполнить задачу такого 2-синтеза. Наиболее интересными решениями оказались здесь образы синтеза в школах пифагорейцев и элементаристов.

§ 4. Пифагорейцы

Я буду различать здесь до некоторой степени философию Пифагора и пифагорейцев. Философия Пифагора вообще есть тайное эзотерическое учение. Что же касается последователей Пифагора – пифагорейцев, - то, наряду с эзотерической частью, у них постепенно формируется и вполне «школьная» часть учения, предлагающая в том числе одно из решений проблемы 2-синтеза – синтеза единого и многого.

Пифагорейцы учат, что «миром правят числа», и среди всех чисел особо следует выделить первые 10 чисел. Каждое из чисел есть некоторое «малое единое», некоторый первоэлемент мира, складывающийся вместе с другими числами в числовые системы, например, числовые пропорции и отношения. Вот решение проблемы 2-синтеза у пифагорейцев – резделить само единое на несколько малых единых и попытаться сложить мир из некоторых комплексов и систем этих малых единых. В таком решении единое удваивается. С одной стороны, так или иначе остается чистое единое (1-единое), отделенное от многого. Роль такого чистого единого берет на себя единица (монада). С другой стороны, возникают малые единые – производные от единицы числа, например, двойка, тройка, четверка… Посмотрим теперь более пристально на природу чисел как малых единых. Они замечательны тем, что выполняют функцию соединения элейского единого и многого. В самом деле, каждое из чисел есть некоторая степень одного, и все числа дифференцируют собою некое одно начало – единицу, или чистое единое. В то же время каждое число проникает собою во множество чувственных вещей, например, через форму, движение этой вещи, ее отношения с другими вещами. Числа сквозят через единое и многое, соединяют их между собою. Наиболее ярко такой сквозящий характер чисел выражается в их самоподобии, или фрактальности, как это можно было бы назвать сегодня. Число – везде и нигде. Подлинное число может одинаково хорошо проявить себя на любом уровне бытия, в любом масштабе – на уровне целого или уровне частей. Но это же означает, что само число лежит где-то и вне всех уровней, лишь проявляясь в них разными масштабными реализациями. Например, число 2 – где оно? Пусть, например, оно в себе – вот есть число 2, и все тут. Но не тут-то было. Если есть 2, то есть единица, и есть одна вторая – половина единицы. Но тогда единица – это две половины, это тоже два - два двух половин. Если есть четверка, то есть две двойки, и, значит, есть образ двух и в этом случае. И вот двойка уже множится – она и в себе, и в двух половинах единицы, и в двух двойках четверки… Где же сама двойка? Она начинает уходить куда-то вовне числового ряда, в котором лишь проявляется в разных своих ипостасях. Но как она может уходить вовне, оставаясь двойкой и не порождая новый числовой ряд? За одним числовым рядом откроется другой, за ним – третий… И где же двойка? А ведь раз возникнут разные числовые ряды, то возникнет, например, и то общее, что объединяет образы двойки в разных рядах – поверх всех рядов распахнется еще более глобальный числовой ряд… И здесь начинает разверзаться какая-то бездна, если попытаться только вдуматься в удивительную природу числа. Из этой бездны мы привыкли вырезать только один числовой ряд, но в самой природе числа заложена некоторая трансцендирующая энергия – энергия уходить вглубь и вовне себя, проникать в свои образы в других числах. В этом природа числа поразительна! Число нельзя удержать в себе, оно всегда бежит, всегда становится, изливается из себя и вновь обращается на себя… Оно сворачивает в себе числовые ряды разных уровней и форм, становится и перекрестком всех этих рядов, и объемлющей их тотальностью. В числе вполне выражает себя уже не чистое и однородное в себе единое, но единое, обращающееся на все – все-единое, много-единое, пан-единое, единое единого и многого, синтез синтеза и анализа. Математика – это и есть наука и искусство разворачивания Числа, всех его граней и проявлений.

Вот откуда и столь тесная связь пифагорейского числа с золотой пропорцией. Золотое сечение – это лишь наиболее яркий образ самоподной и фрактальной природы подлинного числа, его сквозящей природы, способной без изменений своей глубинной основы проникать на уровни части и целого. Золотое сечение – это лишь наиболее точный образ особой транс-уровневой и транс-числовой инвариантности числа.

Представление единого как числовой системы можно было бы назвать нумерологическим архэ. Число изначально несет в себе координацию единого и многого, поэтому синтезировать в пифагореизме два начала А и В означает скоординировать их с единым через числа, открыть числовой код каждой вещи в составе числовой координации единого. В конечном итоге нужно представить А и В как два числа-степени единого.

§ 5. Элементаристы

Элементаристами я буду называть группу философов-досократиков, которые учили об элементах. Как и у пифагорейцев, в философии элементаристов утверждается, что есть множество малых единых. Каждое из них неизменно по качеству и может быть названо «элементом». Каждая вещь может быть представлена как некоторая композиция элементов – своего рода смесь или сумма элементов. По настоящему, «сильно», существуют только элементы и их качества. Все остальное, в том числе качества смесей -смешанные качества – есть лишь иллюзия наших органов чувств. Все элементаристы согласны между собой в этой общей части своего учения. Различия между ними возникают лишь по поводу того, сколько существует элементов и каковы они.

Эмпедокл утверждает, что элементов четыре – огонь, воздух, вода, и земля. Между ними действуют две силы – сила вражды и любви. Сила любви смешивает элементы, сила вражды разделяет их. Мир проходит в своем развитии циклы от царства любви (максимального смешения) до царства вражды (максимального разделения) элементов. Пустоты нет – все заполнено элементами.

Анаксагор утверждает, что элементов бесконечно много – кроме элементов Эмпедокла есть элемент дерева, мяса, кости… В то же время видимых качеств еще больше, чем элементов. Чтобы отличить смеси элементов от чистых элементов, нужно начать делить вещество. Если на любом шаге деления оно будет сохранять свое качество, то, значит, мы имеем дело с элементом. Если же на некотором шаге деления возникнет новое качество частей, которого не было у целого, то, следовательно, мы имеем дело со смесью. Отсюда название «гомеомерии» для элементов у Анаксагора, что означает «подобно-частные», т.е. сохраняющиеся в дроблениях. Пустоты также нет. Среди всех элементов есть один элемент – элемент ума (по гречески, «нус»), который управляет отношениями и движениями остальных элементов. До некоторой степени, нус напоминает гераклитовский огонь-логос.

Атомисты (Левкипп, Демокрит) утверждают, что элементов бесконечно много, что они представляют из себя мельчайшие и неделимые материальные тела – атомы. Атомы движутся под действием законов в бесконечном пустом пространстве (у атомистов, по-видимому, впервые появляется идея пустоты и пустого пространства). Сближение атомов кажется нам возникновением материального тела, их рассеяние – исчезновением тела. Иллюзией оказываются уже все чувственные качества. На самом деле, утверждают атомисты, есть только атомы и пустота.

Полный набор эл&