Философия Нового времени

Философия Нового времени относится ко времени 16-17 веков. Мы рассмотрим вначале двух основных представителей этой эпохи – английского философа Френсиса Бэкона и французского философа Рене Декарта. Затем кратко будут представлены основные идеи философских систем Спинозы и Лейбница. В это время начинается формирование основ индустриального общества, возникают первые научные знания в современном смысле этого слова. Огромное влияние на современников оказала первая научная система – механика Ньютона. Впервые были сформулированы строгие математические законы, которые объясняли огромное количество явлений – от падения камня на Земле до вращения планет вокруг Солнца. Философы все больше обращают внимание на научный метод познания, пытаясь понять необыкновенную его эффективность и использовать его достоинства для построения философских систем. Так на первое место в философии Нового времени все более выходят вопросы гносеологии, а проблемы онтологии все более начинают передаваться в ведение науки. Среди гносеологических направлений философии Нового времени постепенно оформляются два основных – эмпиризм и рационализм. Эмпиризм – направление гносеологии, которое полагает, что высшим источником познания является опыт, опирающийся на данные внешних органов чувств, в то время как рационализм полагает в качестве основного источника истинного познания логику, интеллект и человеческий разум, опирающийся на некоторые высшие аксиомы, из которых можно вывести частное знание как теоремы. Основоположником новоевропейского эмпиризма стал Бэкон, основоположником рационализма – Декарт. Во многом такое разделение отражало и национальные пристрастия двух великих народов – англичан и французов. Английский дух более прагматичен и доверяет в первую очередь опытному познанию, в то время как французская нация в большей степени склонна к рационализму и более интеллектуальному отношению к миру.
В Новое время начинает свою эволюцию понятие «субстанции» - категория, сыгравшая свое центральное значение для западной философии 17-18 веков. Линию развития этого понятия мы проследим в некоторой мере на примере систем Декарта, Спинозы и Лейбница и встретимся с ним вновь при рассмотрении идей английского эмпиризма.

§ 1. Философия Френсиса Бэкона

Френсис Бэкон (1561 - 1626), великий английский философ, основоположник, как уже отмечалось, новоевропейского эмпиризма. Основная работа Бэкона – «Новый органон», которая так была названа в претензии заменить собою философию Аристотеля, основные логические сочинения которого носили совокупное название «Органон». Мы рассмотрим два основных аспекта его философии – учение о научной индукции и идолах познания.
Бэкон одним из первых начинает понимать науку как всеобъемлющую человеческую деятельность, которая дает человеку в руки новый взгляд на мир и средства преобразования мира. Трем основным способностям человека, 1) памяти, 2) воображению и 3) разуму, Бэкон сопоставляет три основных сферы человеческой деятельности – 1) историю, 2) поэзию и 3) философию. В конечном итоге все должно быть преобразовано на началах научного познания, которое дает человеку знание законов природы. Подлинным может быть лишь знание практическое, способное изменить мир на основе знания законов природы и использования этого знания на благо человека. Отсюда знаменитое изречение Бэкона «Знание есть сила». Здесь еще слышатся отголоски борьбы со схоластикой как абстрактной и оторванной от жизни спекуляции.
1. Учение о научной индукции.
Бэкон, как и другие философы Нового времени, пытается разгадать загадку научного метода познания. Что делает науку столь эффективной? Ответ на этот вопрос Бэкон ищет в идеале экспериментального физического знания, которое использует индукцию.
Индукция – вид умозаключения, где происходит мыслительный переход от множества частных знаний к их обобщению, т.е. мыслительное движение от частного к общему.
Индукция не есть что-то необычное, что встречается только в науке. В нашей повседневной жизни мы также на каждом шагу сталкиваемся с разного рода индуктивными обобщениями. Например, когда в сердцах люди одной национальности начинают обвинять во всех бедах людей другой национальности, считая, что «все люди национальности Н плохие», то это типичный пример индукции. Или когда, например, мы полагаем, что «все дети милые», то это также пример индукцивного заключения. Таким образом, в жизни мы постоянно что-то обобщаем – нет долго автобуса, мы заключаем, что он вообще никогда не придет, увидим несколько раз за рулем машины женщин и считаем, что здесь много женщин-водителей, принимаем лекарство, потому что оно помогало в подобных же ситуациях другим, и т.д., - все это разнообразные примеры индуктивных обобщений, постоянно совершаемых нами в жизни. Так что индукция в обычном своем виде, как она встречается в повседневной жизни, вряд ли сможет стать тем фактором, который может обычное знание превратить в столь эффективное научное знание. Но Бэкон полагал, что в науке используется особый вид индукции, который так и можно называть – научная индукция. Что же она собой представляет? Чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно несколько более строго рассмотреть структуру индуктивного вывода.
Начнем с некоторого примера. Допустим, мы выдвигаем гипотезу, что все рыжие являются холериками. Это типичный пример индукции. Какова ее логическая структура?
Здесь мы видим наличие двух свойств – свойства «быть рыжим» и свойства «быть холериком». Обозначим первое свойство через Р, второе – черех Х. Индукцию такого рода мы совершаем, например, столкнувшись с конкретными рыжими людьми в своей жизни, например, Леной, Сергеем и Фредом, и обнаружив, что они обладали холерическим темпераментом. Пусть Л – Лена, С – Срегей и Ф – Фред. Тогда тот факт, что Лена рыжая, можно обозначить как Р(Л), аналогично, Р(С) – Сергей рыжий и Р(Ф) – Фред рыжий. Точно так же выражения Х(Л), Х(С) и Х(Ф) обозначают, что Лена холерик, Сергей холерик и Фред холерик. В общении с этими людьми мы установили связь двух свойств – свойства «быть рыжим» и «быть холериком». Обозначим через стрелочку -> указанную логическую связь, так что, например, выражение

Р(Л)®Х(Л)

означает «Если Лена рыжая, то Лена холерик».
Используя эту символику, мы можем записать те частные факты, которые были установлены в нашей жизни для указанных трех людей:

Р(Л) -> Х(Л) - «Если Лена рыжая, то Лена холерик»
Р(С) -> Х(С) - «Если Сергей рыжий, то Сергей холерик»
Р(Ф) -> Х(Ф) - «Если Фред рыжий, то Фред холерик»

Это и есть те факты, опираясь на которые, мы далее совершаем индуктивное обобщение. Оно выглядит так: «Все рыжие холерики». Записать его нужно уже для любого человека, которого можно обозначить некоторой переменной Ч. Таким образом, наше индуктивное обобщение может быть передано в таком более формальном виде:

Р(Ч) -> Х(Ч) – «Если человек рыжий, то человек холерик»

Соединяя все вместе, мы получим следующую логическую структуру индукции:

Р(Л) -> Х(Л)
Р(С) -> Х(С)
Р(Ф) -> Х(Ф)
___________

Р(Ч) -> Х(Ч)

Над чертой стоят посылки индукции – те факты, которые установлены опытным путем. Под чертой стоит обобщение этих фактов (так называемое индуктивное заключение), которое распространяется на все объекты какого-то класса, в данном случае, - на всех рыжих людей.
Отсюда особенно хорошо видно, что такого рода умозаключения достаточно проблематичны, поскольку всегда может оказаться, что когда-нибудь в жизни вам может повстречаться рыжий человек, который является флегматиком. Такой случай называется контрпримером для индуктивного заключения. Индукция, в которой мы от исследования малого числа фактов переходим к их огромному обобщению, что часто происходит в обычной жизни, явно носит ненаучный характер и никогда не гарантирована от контрпримеров. Но Бэкон полагал, что не все так безнадежно, и индукцию можно усилить рядом дополнительных средств, которые уже в большей мере обезопасят ее от контрпримеров и позволят строить на ее основе научное познание. Такую усиленную индукцию Бэкон называет «научной индукцией». Но каковы те дополнительные факторы усиления, которые способны превратить обычную индукцию в научную, с точки зрения Бэкона?
Здесь Бэкон выдвигает требования увеличения числа проверенных частных фактов, которые фигурирруют в посылках индукции (это требование называется сегодня в статистике репрезентативностью выборки) и необходимость следования трем основным правилам, которые он называет 1) шкала присутствия (tabula praesentia), 2) шкала отсутствия (tabula absentia), и 3) шкала степеней (tabula graduum).
Принцип шкалы присутствия состоит в том, чтобы как можно в большем числе случаев убедиться, что если есть одно свойство, то присутствует и другое свойство, например, если человек рыжий, то он одновременно холерик.
Шкала отсутствия требует, что необходимо, наоборот, как можно в большем числе случаев удостовериться, что если нет одного свойства, то нет и другого свойства. Здесь надо заметить, что для связи свойств Р(Ч) -> Х(Ч) из нашего примера следует по законам логики (это так называемый закон котрапозиции) перевернутая связь отрицаний: неХ(Ч) -> неР(Ч) – «Если человек не холерик, то он не рыжий» (если отсутствует одно свойство, то отсутствует и другое), и нужно дополнительно искать факты именно такого рода, чтобы удовлетворить принципу шкалы отсутствия
Наконец, согласно шкале степней необходимо еще искать связь свойств с учетом их количественного изменения (степени), например, чем более человек рыжий, тем более он должен быть холеричным, чем менее рыжий – тем менее холеричен.
Только в том случае, если для достаточно большого числа частных случаев связь свойств, используемая в индукции, пройдет все три шкалы, только тогда можно быть в большей мере уверенным в верности индуктивного обобщения, и оно может быть использовано как главное средство научного познания. Иными словами, нужно провести основательное экспериментальное исследование связи двух свойств, фигурирующих в индуктивном выводе. По-видимому, в таком исследовании отсеятся более поверхностные связи свойств, подобные связи «рыжести» и холерического темперамента (либо такая связь получит какую-то более точную формулировку после обнаружения контрпримеров для первоначальной слишком прямолинейной формулировки), и останутся лишь подлинные реальные связи, которые могут быть положены в основу научного познания.
Бэкон приводит следующий аллегорический образ научной индукции. Человеческая мысль, - говорит Бэкон, - подобна птице, которая всегда стремится оторваться от земли и улететь в небеса. Земля – это факты. И чтобы птица не улетела далеко от земли, ей нужно повесить на крылья свинцовые гири, которые только и смогут заставить птицу лететь всегда у самой ее поверхности, далеко не отрываясь от земли. Такими «свинцовыми гирями» и призваны выступить, по мнению Бэкона, его правила научной индукции.
2. Учение об идолах познания.
Кроме использования верного метода познания, необходимо, полагал Бэкон, очистить наше сознания от разного рода типичных заблуждений, которые мешают познанию истины и были названы английским философом «идолами познания». Если среду сознания сравнивать с зеркалом, то идолы познания походят на разного рода загрязнения и искривления зеркальной поверхности, что приводит к «кривому зеркалу» нашего сознания, не способному адекватно отразить реальность. Необходимо по возможности очистить зеркало нашего сознания от разного рода искажений, и для этого важно представлять основные виды последних.
Бэкон выделяет четыре основных вида идолов познания. Мы перечислим и вкратце охарактеризуем их, двигаясь от более простых к более сложным.
1) Идол пещеры. Этот вид заблуждений связан с индивидуальными особенностями человеческого разума, подобно тому, например, как в темной пещере человек может принять камень за голову человека из-за слабости своего органа зрения, плохо видящего в темноте. Этот вид заблуждений самый легкий и преодолевается он сопоставлением разных точек зрения, подобно тому как в суде опрашивают несколько свидетелей, чтобы сделать картину произошедшего более объективной.
2) Идол театра. Это вид заблуждения, связанный с излишним доверием к авторитету, когда, например, известный актер начинает заниматься политикой, и мы верим ему (в том числе потому, что он мог играть мудрых политиков), хотя как политик он может быть достаточно слабым. Такое заблуждение преодолевается критической настройкой ума, к которой человек должен систематически приучать себя. Нельзя быть слишком доверчивым, просто принимая на веру то или иное утверждение, особенно когда оно подкреплено некоторым авторитетом. Всегда необходима здоровая порция критичности и скепсиса, требующая более основательной проверки и обоснования той или иной информации.
3) Идол площади. Этот вид заблуждения более сложный, связанный с природой человеческого языка, которым человек почти всегда вынужден пользоваться, но который не всегда является совершенным инструментом выражения реальности, обладая моментом собственной формы, за которой может не стоять какая-то подлинная реальность. Подобно тому как на площади могут рождаться слухи, за которыми на самом деле мало правды, так и язык может порождать свои собственные языковые мифы, которые могут приниматься человеком за что-то реальное. Например, название одного объекта в одном языке может выражаться словом мужского рода, в другом языке – словом женского или среднего рода. Отсюда ясно, что такой языковой род вряд ли выражает что-то существенное в природе объекта, но человек невольно находится под властью родового определения объекта в своем языке, что может приводить к определенным выводам, не соответствующим реальности. Привыкая постоянно пользоваться языком, человек всегда живет в мире своего языка, и отстраниться от этого языкового мира уже достаточно сложно. В какой-то мере, полагает Бэкон, могут помочь в преодолении этого заблуждения методы познания, в которых роль языка ослаблена, в первую очередь эмпирическое познание на основе внешних органов чувств – зрения, слуха и т.д.
4) Идол рода. Это самый труднопреодолимый вид заблуждения, причины которого коренятся в родовой природе человеческого существа как определенного типа бытия в мире, у которого есть свои границы, и чтобы выйти за них, необходимо в определенной мере перестать быть только человеческим существом. Если прежние виды заблуждений можно сравнить с внешним «загрязнением» поверхности «зеркала» нашего сознания, которую более или менее сложно, но можно пытаться «смыть» с поверхности, то идол рода – это уже скорее искривление самой поверхности «зеркала», для исправления которой пришлось бы «шлифовать» зеркальную поверхность, но и после этого нет полных гарантий, что нам удастся справиться с проблемой. Самым ярким выражением идола рода Бэкон считает антропоморфизм, т.е. систематический перенос человеком свойств своей родовой организации на внешний мир. Среди всех видов антропоморфизма Бэкон наиболее не соответствующей природе научного познания считал идею целевых причин, т.е. приписывание природным процессам своих целей, к которым они якобы стремятся (например, в философии Аристотеля камень падает вниз, поскольку стремится как к своей цели к своему «естественному месту»). Именно начиная с Бэкона, в науке все более стали критиковать идею целевых причин, в том числе в биологии и медицине, полагая, что все процессы в природе необходимо возводить только к материальным и действующим причинам.
Очистив по возможности свое сознание от разного рода идолов и систематически используя метод научной индукции, мы только в этом случае сможем начать движение по пути построения подлинно научного знания в любой области исследования, в том числе в философии. Таков ответ на вопрос о природе научного познания основоположника новоевропейского эмпиризма, английского философа Френсиса Бэкона.

§ 2. Философия Декарта

Рене Декарт (1596 - 1650) – французский философ, основоположник новоевропейского рационализма. В отличие от Бэкона, для которого образцом научного знания являлась физика, Декарт основы научного метода ищет в математическом знании. Подобно тому как математика строится на основе аксиом, из которых по правилам логической дедукции выводятся теоремы, подобно этому, полагал Декарт, необходимо строить и философское знание. В отличие от беконовской научной дедукции, Декарт видит главный метод научного познания в научной дедукции, образцы которой мы находим в первую очередь в математике.
Чтобы построить философию как науку, необходимо найти философские аксиомы, и лучше – одну аксиому, из которой можно было бы вывести, как ее следствия, все прочие истины. Аксиома – это нечто несомненное, то, что очевидно и не вызывает сомнения. Поэтому Декарт начинает построение своей системы с тотального сомнения во всем предшествующем знании, созданном философией. Только то, что выдержит такое сомнение, может претендовать на роль подлинной аксиомы философии. Он сомневается в идеях материи, мира идей, Бога и т.д. Везде сомневающийся разум находит возможность поставить под сомнение все ранее выдвинутые теми или иными философами истины. Например, вполне можно сомневаться в бытии внешнего мира, подобно тому, как во сне мы можем видеть какую-то реальность, и лишь после пробуждения оказывается, что это иллюзия.
Так в итоге оказывается, что во всем можно сомневаться, и, казалось бы, проект формулировки философской аксиомы терпит крах. Но здесь Декарт совершает замечательный мыслительный прыжок, который с этого времени столь тесно связывается с его именем.
Хотя во всем можно сомневаться, но, по крайней мере, несомненно само сомнение, поскольку сомнение в сомнении вновь порождает сомнение. Сомнение – единственное, что несомненно. «Сомнение несомненно» - вот подлинно философская аксиома:

Аксиома. Сомнение несомненно.

Так Декарт находит аксиому философии и далее начинает выводить из нее теоремы.

Теорема 1. Если есть сомнение, то есть сомневающийся.

В самом деле, сомнение, по определению, - это свойство некоторого субъекта, который только и может сомневаться. Правда, субъект этот должен пониматься пока без каких-либо материальных определений – как чистое Я, которое может порождать разные свои состояния, в том числе сомнение. Сомнение можно также понимать как критическое мышление, все ставящее под вопрос. Отсюда возникает следующая переформулировка первой теоремы Декарта, которая получила наибольшую известность:

Cogito ergo sum – «Мыслю, следовательно существую»,

т.е., если есть мышление, способность все ставить под сомнение, а само сомнение несомненно, то несомненен и я как мыслящий и сомневающийся субъект. Следовательно, я существую. Во многом это изречение стало символом философского рационализма, в котором мышление находится на вершине всех ценностей.
Доказав бытие субъекта как чистого Я, Декарт идет далее, формулируя вторую теорему:

Теорема 2. Если есть Я, то есть идеи, наполняющие это Я.

Здесь «идеи» понимаются как разного рода состояния чистого Я, и поскольку последнее есть, то есть и разного рода его состояния – а это и есть идеи. Так на втором шаге доказывается бытие мира идей.

Теорема 3. Если есть идеи, то есть наибольшая среди идей – идея Бога.

Это примерно такое рассуждение: «Если есть мешок картошки, то есть и самая большая картошка в этом мешке». Так и в третьей теореме Декарт переходит от идей вообще к самой большой идее, которая обязательно должна найтись. Но такая идея по определению есть Бог – здесь следует вспомнить онтологическое доказательство бытия Бога, где Бог понимается как максимум всех совершенств, и потому слабости третьей теоремы Декарта – это возможные слабости онтологического доказательства. Так или иначе, на третьем шаге Декарт, как он полагает, выводит бытие Бога. Наконец, он возвращается к тому конкретному миру, сомнение в котором породило весь цикл рассуждений, в четвертой теореме:

Теорема 4. Если есть Бог, то есть созданный им мир.

Здесь доказывается бытие мира, созданного Богом, и система приходит к своему первоначальному завершению, сделав большой цикл от мира, к сомнению в его бытии, открытию философской аксиомы с последующим возвращением вновь к миру, но уже обоснованному по своему бытию.
Декарт развивает учение о научной дедукции, во многом обобщая методы математического исследования. В своей работе «Рассуждение о методе» он выдвигает четыре основных правила научной дедукции:
1) правило очевидности: «никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью, т. е. тщательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению»,
2) правило деления: «делить каждую из рассматриваемых мною трудностей на столько частей, сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить»,
3) правило порядка: «располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легкопознаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу»,
4) правило полноты: «делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено».
Большое влияние на развитие последующей западной философии и культуры оказало декартовское учение о субстанции – основной категории философии Нового времени и Просвещения.
Под «субстанцией» в философии этого времени понимается то, «что существует в себе». Здесь имеются в виду два основных вида существования – «в себе» и «в ином». Нечто существует в себе, если оно ни от чего иного не зависит в своем существовании, не нуждается ни в чем ином, чтобы быть. Наоборот, начало существует в ином, если оно зависит от чего-то иного в своем существовании. Например, человек в своем существовании зависит от пищи, наличия воздуха, общения с другими людьми и т.д. С этой точки зрения, человек существует в ином и не является субстанцией. В качестве примера субстанции можно было бы привести мир в целом – ему просто по определению не от чего зависеть, поскольку кроме него ничего иного нет. Поэтому мир в целом существует в себе и является субстанцией.
Декарт выделял два основных вида субстанции – материальную и идеальную. Материальная субстанция представлена физическими объектами и имеет в качестве своего основного признака (атрибута) свойство пространственности (протяженности). С другой стороны, бессмысленно говорить, что я думаю мысль длиной 3 метра, и к идеальной субстанции относятся все состояния нашего внутреннего мира, которые не обладают свойством протяжения и наиболее ярко, полагал Декарт как истинный рационалист, проявляют себя в мышлении. Эти две субстанции не могут взаимодействовать и абсолютно замкнуты в себе, поскольку у них нет ничего общего – у материальной субстанции все признаки являются видами протяженности, в то время как идеальная субстанция полностью лишена какой-либо протяженности. В то же время мы постоянно наблюдаем взаимодействие этих двух субстанций, когда, например, свет падает на сетчатку нашего глаза и вызывает в нашем внутреннем мире зрительные образы, или когда возникает желание поднять руку, а затем рука в самом деле поднимается, реализуя это желание, - здесь идет переход от внутерннего мира к внешнему. Постичь такое взаимодействие человеческий разум не в состоянии, полагает Декарт, и только Бог непостижимым для нас образом это взаимодействие как-то реализует. В частности, Декарт полагал, что местом взаимодействия тела и души является так называемая шишковидная железа (эпифиз), которая у человека расположена в центре мозга, между полушариями.
Учение о двух субстанциях, материальной и идеальной, и их абсолютной несоизмеримости между собой получило название декартовского дуализма (двойственности).
В конце можно заметить, что Декарт был выдающимся математиком своего времени, и ему принадлежит заслуга открытия и введения в математику понятия переменной, создание аналитической геометрии.

§ 3. Философия Спинозы

Бенедикт Спиноза (1632 - 1677) – голландский философ еврейского происхождения (еврейское имя - Барух). Центральное понятие его философии – понятие субстанции. Спиноза дает ему следующее определение в своей основной работе «Этика»: «Субстанция – то, что существует в себе». Тем самым предполагается, что есть два основных вида существования – существование «в себе» и существование «через иное». Говорят, что нечто существует «в себе», если оно ни от чего не зависит в своем существовании. И наоборот, если нечто зависит в своем существовании от чего-то другого, то это нечто существует «в ином». Примеры последнего вида существования мы повсеместно встречаем вокруг. Например, человеку, чтобы жить (существовать), нужно есть и пить, но пища и вода – это нечто, отличное от человека. Следовательно, человек существует «в ином». Стулу, чтобы существовать, нужна не слишком высокая температура, иначе он сгорит. Звезды также существуют хотя и огромное, но не бесконечное время, и когда запасы ядерного топлива в них истощаются, они затухают и перестают существовать. Так в конечном итоге все нас окружающее – объекты, растения, животные, люди - существует «в ином». Но есть ли хотя бы один пример такого начала, которое бы существовало бы «в себе»? Да, такой пример привести можно. Таковым является мир, бытие в целом. Оно существует «в себе», поскольку ему просто не от чего зависеть, т.к. кроме него ничего нет. Таким образом, «существование в себе» - это показатель какого-то особого вида бытия, которое выделяет сущности как особенные, ни в чем не нуждающиеся, способные быть автономно. Это и есть субстанции. Как мы видели выше, Декарт принимал бытие и материальных, и идеальных субстанций, но Спиноза полагал, что субстанция может быть только одна. Такая философия, которая принимает единственное высшее начало, носит название «монизма» (от лат. моно - один).
Если бы субстанций было несколько, рассуждал Спиноза, то каждая из них уже в некоторой мере была бы частью всей их совокупности, т.е. уже зависела бы от других субстанций. Следовательно, субстанция может быть только одна.
Все, что существует «в ином», является модусом субстанции, тем или иным ее проявлением. Могут быть большие классы модусов, как бы разных качеств. Такие качества больших классов модусов Спиноза называет атрибутами. В общем случае, полагает он, в субстанции бесконечно много разных атрибутов, но человек имеет дело только с двумя атрибутами – протяженностью и мышлением. То, что у Декарта было разными видами субстанций, у Спинозы превратилось в атрибуты субстанции. Итак, субстанция одна, она делится на бесконечно много атрибутов, нам даны только два из них, и каждый из этих двух атрибутов охватывает огромное число разных модусов, так что есть модусы протяженные (материальные) – это пространство и разные объекты в нем, и модусы мыслительные (идеальные) – это состояния нашего и других внутренних миров (мысли, чувства, желания и т.д.). Но все они являются разными аспектами и сторонами одной единой субстанции, благодаря которой материальное и идеальное могут вступать в отношения друг с другом. Однако и Спиноза еще настолько находится под влиянием декартовского дуализма души и тела, что он принимает невозможность прямого взаимодействия материальных и идеальных модусов. Он развивает теорию психофизического параллелизма, которая позднее оказала большое влияние на развитие психофизиологии. Спиноза полагает, что все модусы разбиты по парам – каждый идеальный модус соединен со своим материальным двойником, и наоборот. По сути материальный и идеальный модусы в своей паре – это две стороны одного, поэтому когда дается один из модусов, обязательно присутствует и другой. Это и есть психофизический параллелизм. Например, переживание какого-точувства обязательно сопровождается материальными проявлениями в теле, и наоборот, любое воздействие на живое тело обязательно некоторым образом проявит себя во внутреннем мире.
В своей знаменитой книге «Этика» Спиноза поставил перед собой задачу построить систему философии как математическую дисциплину («геометрическим методом», как это называлось в то время). В этом проекте Спиноза продолжает и развивает декартовский рационализм. Как в геометрии, Спиноза начинает с аксиом и определений, а затем на их основе доказывает различные теоремы – о природе Бога, души, определяет множество разных аффектов (чувств) и доказывает теоремы о чувственной природе и законах поведения человека.
Субстанцию Спиноза рассматривает и как Бога, и как природу, придерживаясь в этом случае позиции пантеизма (единства Бога и Мира). Крайний рационализм Спинозы соединяется у него с крайним детерминизмом – всеобщим и полным предопределением всех событий в мире. Последней причиной всего является в конечном итоге субстанция, для которой уже не существует внешней причины, но она сама выступает причиной самой себя (causa sui).

§ 4. Философия Лейбница

Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646 - 1716) – немецкий философ-рационалист. Как и Спиноза, Лейбниц размышляет о природе субстанции, но приходит к прямо противоположному выводу. Лейбниц считает, что субстанций бесконечно много. Учение о множественности субстанций можно назвать плюрализмом. За каждой целостностью в мире, атомом, молекулой, живой клеткой, живым организмом, человеком, находится своя индивидуальная субстанция, которая представляет собой высший центр интеграции всех проявлений данной целостности. Такие индивидуальные субстанции Лейбниц называет монадами – единицами бытия (от лат. моно – один). Как и атомы, монады неделимы, но, в отличие от атомов, монады – идеальные сущности, нематериальные центры активности и силы.
Каждая монада похожа на малый кинозал – там постоянно крутится фильм о бытии данной монады и ее окружении. В каждой монаде заложена как бы вся информация о мире (эта информация называется Лейбницем перцепциями), но в каждой монаде только своя часть этой информации проявлена и как бы прокручивается внутри нее в виде образа мира и ее собственных проявлений. Такая проявленная часть перцепций, которая как бы осознается монадой, называется апперцепциями. У всех монад одинаковый состав перцепций, но все монады различаются объемом и видом своих апперцепций. Причем, это единственное, чем монады могут различаться, поэтому не может быть двух разных монад с одинаковыми апперцепциями – такой принцип носит называние «принцип тождества неразличимых».
Чем более в монаде проявлено перцепций, тем более сложным оказывается ее «внутренний фильм», тем более сложной сущностью она является для себя, обнаруживая вокруг себя более сложный мир. Монады с непроявленными перцепциями или очень малым их числом проявляют себя как неорганические тела. Монады в которых больше проявленных перцепций, начинают проявлять себя как живые существа – сначала как растения, затем как животные и человек. Все монады находятся в непрерывном развитии – в них постоянно возрастает объем проявленных перцепций, и таким образом они поднимаются по лестнице развития. На вершине этой лестницы находится высшая монада, в которой все перцепции проявлены. Это монада Бога. В конечном итоге все монады стремятся к Богу, с которым они должны полностью слиться (в силу принципа тождества неразличимых) в конце мировой эволюции.
Самым удивительным в этой концепции является теория так называемой предустановленной гармонии. Лейбниц полагает, что, раз каждая монада яляется субстанцией, то она не может вступать в какие-либо отношения или взаимодействия с другими монадами, иначе она станет зависимой от других монад и перестанет быть субстанцией. Как пишет Лейбниц, «монады не имеют окон».
Но в то же время кажется, что в мире все взаимодействует и все находится в сложной взаимной связи. Как объяснить этот парадокс?
Здесь Лейбниц и выдвигает концепцию предустановленной гармонии. Он утверждает, что в каждую монаду вложена программа, полностью определяющая активность этой монады от начала и до конца мирового времени. И все эти программы синхронизированы между собой (существует «предустановленная гармония» программ), так что возникает полная иллюзия взаимодействия монад между собой. Например, если вы разговариваете с другим человеком, то на самом деле вы находитесь в «матрице» своего собственного фильма о реальности, но все же этот фильм реальный в том смысле, что другой человек также участвует в этом фильме и делает то, что вы видите в своем фильме. Но только делает он это не потому, что в самом деле говорит с вами, а потому, что и он, и вы разворачиваете свои собственные фильмы, которые абсолютно синхронизированы.
Правда, здесь в теории Лейбница возникает внутреннее противоречие, поскольку узнать о синхронизации можно, только смотря на монады извне и сравнивая между собой идущие в них «фильмы». Лейбниц полагал, что это способен сделать Бог, который и синхронизировал все программы, но тогда полная изоляция монад исчезает. По крайней мере, Бог может видеть извне все монады и выходить за границы своей монады, обеспечивая предустановленную гармонию и выбирая наш вариант мира из всех возможных миров как наилучший. Мы видим, что Спиноза был прав – если субстанций много, то это уже не абсолютные субстанции, которые должны быть полностью изолированы друг от друга.
В теории познания Лейбниц выделял два вида истин – истины разума и истины факта. Истины разума – это такие истины, отрицания которых есть противоречие, т.е. нечто невозможное. Например, истиной разума является утверждение, что «холостяк неженат». Его отрицанием будет утверждение «холостяк женат», что есть противоречие. Таким образом, основанием истинности истин разума является только формальная логика со своими законами тождества и непротиворечия. Что же касается истин факта, то у них другое основание. Это истины, отрицание которых не является противоречием с точки зрения логики. Например, таково утверждение «все холостяки эгоисты». Его отрицанием будет утверждение «найдется хотя бы одни холостяк не эгоист». И первое, и второе утверждение возможны с точки зрения чистой логики, в них нет противоречия. Помочь в установлении одного из этих двух утверждений может только опыт, обращение к фактам жизни, благодаря которым мы, например, можем установить, что истинным является второе суждение. Такие истины, истинность которых не может быть установлена чисто логически, и для ее установления нужно обращаться к опыту, и были названы Лейбницем «истинами факта».